(no subject)
April 13th, 2014 02:27 pmОколо года держу в холодильнике фляжку с парой глотков виски. Никогда не знаешь, вдруг понадобится срочно выпить чего-нибудь крепкого. Ну вот, пригодилась.
Сейчас узнала, что вчера умер любимый преподаватель. Ему было 65, он купался в проруби, ругал мою сестрёнку за то, что она своего сына не закаляет с детства, когда тот хворал. Любил коньяк, джаз и преферанс. Я всегда думала, что Олегыч доживёт до девяноста и умрёт с сигаретой в зубах, посмеиваясь над огорчёнными окружающими. Раку плевать на то, что мы там себе представляем.
Первокурсники его боялись, о нём рассказывали страшные истории и пугали неофитов ещё на подготовительных курсах. Экзамены ему мы сдавали так: брали билеты, после чего Олегыч уходил на кафедру на часик-другой и оставлял нас списывать что угодно - мол, спрашивать-то я вас всё равно не по билету буду, а по всему курсу. Многие его за это ненавидели, зачёты и экзамены ему приходилось пересдавать по много раз. После второй сессии мои друг и брат всё никак не могли сдать ему экзамен, и в последний день пересдач Олегыч спросил у другого препода (который профильный предмет вёл), стоит ли оставлять их на специальности, получатся ли из них хорошие программисты? Тот сказал, что да, и Олегыч поставил им тройки. А через год братик сдал ему экзамен, поговорив о музыке, - в матане он не сильно шарил, но Олегыч ценил в людях разносторонность и общую эрудированность. Никогда не делил студентов на девочек и мальчиков, что на нашей специальности было редкостью - почти все преподы хоть раз в сердцах отправляли девчонок учиться на бухгалтеров или экономистов. А Олегыч, когда мы с одногруппницей подходили к нему и ныли, что не можем понять, как делается задание, нас отчитывал: "Вы же умные девчонки! Идите и думайте, не буду я вам подсказывать". На лекциях не с бумажки списывал, а доказывал теоремы и решал примеры прямо на месте (вполне мог на середине решения какого-нибудь интеграла, занявшего пару досок, остановиться, подумать, сказать "не, это мы в неправильную сторону пошли", всё стереть и начать заново). Советовал нам читать "Опасные связи" и "По ком звонит колокол". Чуть ли не единственный из всех преподов мог позволить себе подшучивать над нашей завкафедрой и игнорировать её гневные тирады, от остальных она такого не терпела. Над номерным знаком на его машине была картинка весёлого негра с трубой. Однажды он проспорил старшекурсникам (друг ради этого спора вёз с Сахалина целого краба, а я потом тащила этого краба утром в универ), и пришёл на лекцию к первому курсу в оранжевой строительной каске. Все, кто переживал первые два курса, его любили или хотя бы уважали.
Я всё думала: если поеду в Читу, надо на кафедру заглянуть, с Алексеем Олеговичем повидаться. Никого кроме него и не хотелось видеть. Как обычно, не заглянула.
( Здесь мы ему сказали: 'Алексей Олегович, вы сегодня такой нарядный и красивый, можно мы вас сфотаем?' )
Сейчас узнала, что вчера умер любимый преподаватель. Ему было 65, он купался в проруби, ругал мою сестрёнку за то, что она своего сына не закаляет с детства, когда тот хворал. Любил коньяк, джаз и преферанс. Я всегда думала, что Олегыч доживёт до девяноста и умрёт с сигаретой в зубах, посмеиваясь над огорчёнными окружающими. Раку плевать на то, что мы там себе представляем.
Первокурсники его боялись, о нём рассказывали страшные истории и пугали неофитов ещё на подготовительных курсах. Экзамены ему мы сдавали так: брали билеты, после чего Олегыч уходил на кафедру на часик-другой и оставлял нас списывать что угодно - мол, спрашивать-то я вас всё равно не по билету буду, а по всему курсу. Многие его за это ненавидели, зачёты и экзамены ему приходилось пересдавать по много раз. После второй сессии мои друг и брат всё никак не могли сдать ему экзамен, и в последний день пересдач Олегыч спросил у другого препода (который профильный предмет вёл), стоит ли оставлять их на специальности, получатся ли из них хорошие программисты? Тот сказал, что да, и Олегыч поставил им тройки. А через год братик сдал ему экзамен, поговорив о музыке, - в матане он не сильно шарил, но Олегыч ценил в людях разносторонность и общую эрудированность. Никогда не делил студентов на девочек и мальчиков, что на нашей специальности было редкостью - почти все преподы хоть раз в сердцах отправляли девчонок учиться на бухгалтеров или экономистов. А Олегыч, когда мы с одногруппницей подходили к нему и ныли, что не можем понять, как делается задание, нас отчитывал: "Вы же умные девчонки! Идите и думайте, не буду я вам подсказывать". На лекциях не с бумажки списывал, а доказывал теоремы и решал примеры прямо на месте (вполне мог на середине решения какого-нибудь интеграла, занявшего пару досок, остановиться, подумать, сказать "не, это мы в неправильную сторону пошли", всё стереть и начать заново). Советовал нам читать "Опасные связи" и "По ком звонит колокол". Чуть ли не единственный из всех преподов мог позволить себе подшучивать над нашей завкафедрой и игнорировать её гневные тирады, от остальных она такого не терпела. Над номерным знаком на его машине была картинка весёлого негра с трубой. Однажды он проспорил старшекурсникам (друг ради этого спора вёз с Сахалина целого краба, а я потом тащила этого краба утром в универ), и пришёл на лекцию к первому курсу в оранжевой строительной каске. Все, кто переживал первые два курса, его любили или хотя бы уважали.
Я всё думала: если поеду в Читу, надо на кафедру заглянуть, с Алексеем Олеговичем повидаться. Никого кроме него и не хотелось видеть. Как обычно, не заглянула.
( Здесь мы ему сказали: 'Алексей Олегович, вы сегодня такой нарядный и красивый, можно мы вас сфотаем?' )