(no subject)

[hermits_united]

Сижу и думаю, какую оценку ставить сериалу на myshows - "отличный сериал" или "не стоит смотреть". В моей практике такое впервые.

The passing bells я смотрела так: первую серию - засыпая, а потом сразу четыре оставшиеся - залпом.
Не подумайте, что сериал так принципиально сменил темп. Чего нет, того нет. Просто так получилось, не до них на неделе было.
И, возможно, это сказалось на финальном впечатлении.
То есть всю первую серию я сидела и смотрела в телефон - твиттер, вк, фб, куда угодно - лишь бы не видеть, как совсем ещё пацаны с энтузиазмом бегут на фронт. И не стараться перебороть дикое желание взять каждого за грудки, дать пару раз в морду и заорать "Идиот, что ты делаешь, неужели ты не понимаешь, что там, блядь, людей УБИВАЮТ?!". Понимание того, что так всё и было на самом деле, сценаристы это не выдумали, ни хрена не облегчало задачу.
Я отлично понимала, что дальше будет плохо.
Но чтобы настолько.

В сериях со второй по пятую нет совершенно ничего нового для людей, которые хоть что-то читали про эти войны. И даже сам этот приём - взять двух пареньков из разных армий и запараллелить их жизни - он не нов. Но именно это и добивает. То есть сколько уже написано, рассказано, нарисовано, снято, спето про войну - и всё равно. Всем похуй. Никто не учится. Всегда есть те, кто с горящими глазами бежит на фронт. Всегда есть те, кто с мёртвыми расчётливыми глазами их туда направляет. Всегда есть те, кто отсиживается в тылу и горланит патриотические речёвки. Всегда есть те, кому это выгодно.

Короче, моя главная закавыка в оценке сериала именно тут. Стоит ли его смотреть? Не всем. Хотелось бы, конечно, сказать, что детям нужно обязательно такое видеть и понимать. Но тут же всё зависит от детей. Где одни видят смерть и забвение, другие увидят славу и вечную жизнь в памяти других. Отличный ли это сериал? Да не то чтобы, есть ведь там и чисто постановочные ошибки... но какое это имеет значение, если идея правильная и нужная.

В общем, не знаю.

Просто пусть тут побудет цитата из книги, которую, по моему скромному мнению, необходимо включать в школьную программу. И каждый год, начиная класса с шестого, её заново обсуждать. Ибо дети растут, взгляды меняются, и тут нужен хороший учитель. А никто лучше него про войну всё-таки не написал. (ещё, конечно, есть "Триумфальная арка". и "Время жить и время умирать". и "Чёрный обелиск". да "Три товарища", в конце концов! ну вы, в общем, поняли, будь моя воля - школьники бы читали всего Ремарка от корки до корки (я была упорота упорна, я даже "Приют грёз", "Гэм" и "Станцию на горзонте" читала). но это так, имхо. а вот "На западном фронте без перемен" - совершенно точно необходимая книга)

Осень. Нас, старичков, осталось уже немного. Из моих одноклассников, — а их было семеро, — я здесь последний.

Все говорят о мире и о перемирии. Все ждут. Если это снова кончится разочарованием, они будут сломлены, — слишком уж ярко разгорелись надежды, их теперь нельзя притушить, не вызвав взрыва. Если не будет мира, будет революция.

Две недели я отдыхаю, — я хлебнул немного газу. Целый день я сижу на солнышке в небольшом садике. Перемирие скоро будет заключено, теперь я тоже верю в это. И тогда мы поедем домой.

На этом моя мысль приостанавливается, и я никак не могу сдвинуть ее с места. Что влечет меня туда с такой неотразимой силой, что меня там ожидает? Жажда жизни, тоска по дому, голос крови, пьянящее ощущение свободы и безопасности. Но все это только чувства. Это не цели.

Если бы мы вернулись домой в 1916 году, неутихшая боль пережитого и неостывший накал наших впечатлений вызвали бы в мире бурю. Теперь мы вернемся усталыми, в разладе с собой, опустошенными, вырванными из почвы и растерявшими надежды. Мы уже не сможем прижиться.

Да нас и не поймут, — ведь перед нами есть старшее поколение, которое, хотя оно провело вместе с нами все эти годы на фронте, уже имело свой семейный очаг и профессию и теперь снова займет свое место в обществе и забудет о войне, а за ними подрастает поколение, напоминающее нас, какими мы были раньше; и для него мы будем чужими, оно столкнет нас с пути. Мы не нужны самим себе, мы будем жить и стариться, — одни приспособятся, другие покорятся судьбе, а многие не найдут себе места. Протекут годы, и мы сойдем со сцены.

А может, все, о чем я сейчас думаю, просто навеяно тоской и смятением, которые разлетятся во прах, лишь только я вновь приду под тополи, чтобы послушать шелест их листвы. Не может быть, чтобы все это ушло навсегда, — теплое, нежное дыхание жизни, волновавшее нам кровь, неведомое, томящее, надвигающееся, тысячи новых лиц в будущем, мелодии снов и книг, упоительное предчувствие сближения с женщиной. Не может быть, чтобы все это сгинуло под ураганным огнем, в муках отчаяния и в солдатских борделях.

Деревья здесь сверкают всеми красками и отливают золотом, в листве рдеют алые кисти рябины, белые проселки бегут к горизонту, а в солдатских столовых шумно, как в улье, от разговоров о мире.

Я встаю. Я очень спокоен. Пусть приходят месяцы и годы, — они уже ничего у меня не отнимут, они уже ничего не смогут у меня отнять. Я так одинок и так разучился ожидать чего-либо от жизни, что могу без боязни смотреть им навстречу. Жизнь, пронесшая меня сквозь эти годы, еще живет в моих руках и глазах. Я не знаю, преодолел ли я то, что мне довелось пережить. Но пока я жив, жизнь проложит себе путь, хочет того или не хочет это нечто, живущее во мне и называемое «я».

Он был убит в октябре 1918 года, в один из тех дней, когда на всем фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только фразы: «На Западном фронте без перемен».

Он упал лицом вперед и лежал в позе спящего. Когда его перевернули, стало видно, что он, должно быть, недолго мучился, — на лице у него было такое спокойное выражение, словно он был даже доволен тем, что все кончилось именно так.